Он открывает глаза медленно, очередной раз надеясь, что всё случившееся было сном.
Одним бесконечным долгим сном.
Может быть, он ещё ребёнок и вся та невероятная канитель - просто игра его детского воображения? По крайней мере, это бы объяснило, почему он чувствует себя так спокойно, словно спит в своей кровати дома.
Но это слишком милосердно по отношению к такому убогому ничтожеству как он.
Жаль, что жизнь и время - это не лента Мёбиуса.
Джордж Дин приподнимается, чувствуя, что мышцы затекли от того, что он столько времени провёл в одной позе, да ещё и носом в подушку.
Как не задохнулся?
Впрочем мысли, оборвавшись на оптимистичном "что ж я маленьким не сдох?" довольно стремительно вернулись в реальность, с которой нужно было что-то делать.
Зверски зевая и потирая глаза глаза, мужчина оглядывается вокруг. Нет, комната та же, в которую его недавно проводили. До слуха его доносится звук тикающих часов, он действует на него успокаивающе как щелчки метронома в кабинете у психиатра.
Запахи этого места ему тоже нравятся - настолько, что он вдыхает их полной грудью и неожиданно даже для самого себя улыбается. На мгновение у него возникает желание остаться в этом месте навсегда, погрузившись в спокойствие и расслабленность - ни о чём не думать, только слушать, как тикают часы, отмеряя секунды его жизни и вдыхать пряный запах.
Он потягивается, после чего проводит рукой по лицу, только сейчас вспоминая, что не брился несколько дней, а нынешний волосяной покров на лице наверняка делает его похожим на террориста.
И одежда успела испачкаться. Здорово же он выглядел на фоне всех этих чистюль-святош.
Дин подходит к ближайшему окну, с силой распахивая штору, чтобы увидеть, что находится по ту сторону окна.

Тревога и какой-то необъяснимый страх, охватившие его на несколько мгновений, заставляют дрогнуть его пальцы, от чего он так сильно впивается в багряную ткань шторы, что едва не срывает её с карниза.
Даже ладони взмокли от этого странного чувства.
Дин отшатывается в сторону, отпуская штору, и отворачивается от окна.
Небольшим усилием Дин успокаивает собственное сбившееся дыхание.
Что за чёрт?
Он оглядываетя по сторонам. Здесь не так, как в "НеоТек", конечно, - те сразу перетащили его вещи и было во что переодеться и чем сбрить неприличествующие нормальному человеку заросли на лице. Впрочем, что им было привозить-то? Все его вещи канули в Лету вместе с нападением на ту проклятую корпорацию.
Может быть, в округе появилась стая хорошо одетых собак, как знать.
Наверное, стоит попросить у кого-нибудь о помощи в этом деле - он даже готов заплатить. В конце концов, отец Майкл оставил ему достаточную сумму денег.
Очередной раз зевая, Дин подходит к двери и осторожно, словно боясь, что на него перевернётся ведро с водой откуда-то сверху, открывает её, выглядывая в коридор.

Дин щурится от яркого света, который бьёт глаза.
Он даже не успевает привычно подумать "что за чёрт?". Чудеса да и только. Не хватает только голубя, который нагадит ему на голову, и голос с неба скажет громогласно: "Это есть долбаёб недоделанный".
Он пытается смотреть на слепящий свет, хотя и получается плохо - глаза слезятся, поэтому лицо Ангела расплывается.
Ему отчего-то становится тяжело дышать.
Дин отшатывается назад, тяжело опираясь спиной о дверь своей комнаты.
Что за галлюцинации?
Он зажмуривается до рези в глазах и мотает головой из стороны в сторону.

Так. Хватит с меня Божественных откровений. Так недолго свихнуться и целыми днями биться челом об пол, читая "Отче наш".
Он помнил, что тот человек... как же его звали? Чёрт, он так устал, что забыл его имя. Он говоил, что находится в соседней комнате и к нему можно обратиться, так что Дин, очередной раз посмотрев на витраж, который смутил его разум, подходит к ближайшей двери.
Если бы ещё колени прекратили предательски дрожать, было бы совсем замечательно.
Он осторожно стучит костяшками пальцев по двери.
Главное, чтобы это была та соседняя дверь.

Дин чувствует себя немного неловко, понимая, что разбудил человека. Он-то знает, как это неприятно. Впрочем, святой отец не выказывает никакого желание придушить того, кто нарушил его сон.
Дин Хейз, да. Когда я уже запомню, что Джордж МакКоннелл бесславно скончался?
Улыбка получается немного нервной, а человек этот - слишком аккуратным, чтобы неряха и недотёпа вроде него находился рядом. Странное чувство.
- Добрый день. Простите, святой отец, я, наверное, разбудил вас. В смысле, я не хотел.
Несколько секунд он мнётся на пороге, потом всё-таки заходит, продолжая наблюдать за действиями этого человека. В самом деле, Дин никогда не думал, что церковнослужители могут быть хоть сколько-то приятными, но ощущение, исходящее от этого человека, его внешний вид и что-то ещё вызывает у него ни с чем несравнимое идиотское желание пасть ему на грудь и рыдать "ПАААПА!". Учитывая, что Дин был уже достаточно взрослым человеком, это было ещё и нелепо.
После Малха это был, пожалуй, первый человек, который заставлял в его сердце шевелиться чему-то подобному.
- Я к вам по делу, в общем...
Как же его зовут?
- ...поскольку выйти я отсюда не могу, мне нужно достать где-нибудь чистую одежду, бритву ну и прочие полезные для жизни мелочи. Как видите, это необходимо, - Дин тихо посмеивается над самим собой.
Что за дебил? Говоришь так, словно с людьми никогда не разговаривал.

Если я не перестану смотреть на него такими глазами, он подумает, что я пидарас.
Дин отводит взгляд, хотя украдкой, конечно, наблюдает за этим человеком.
- Да... да не за что, - он был немного обескуражен такими словами. Джордж никогда не умел делать что-то своевременно. Впрочем, Дин, возможно, умеет и так. Там видно будет.
Глядя на большое количество книг, он невольно вспоминает о том, что его самого было трудно заставить читать хоть что-нибудь, хотя его дедушка и старался взрастить в нём любовь к чтению. Впрочем, безуспешно. Хотя когда-то Дин даже пытался прочитать Библию, старый потрёпанный фолиант, и тогда подумал о том, что не будь в ней такой сложный язык, это было бы даже захватывающе. Такой накал страстей, такая драма, такая мистика!
Ха-ха.
- Вы... вы здорово меня выручите, если проводите. - Против воли он широко улыбается. - И против завтрака я ничего не умею.
Он вспоминает, что не ел почти сутки.
Не хлебом единым, конечно, но духовной пищей трудно набить желудок.
- Спасибо. Вы очень добры, отче.

Даниэль. Вот как его зовут!
- Как скажете, отче... Даниэль.
Дин отступает в коридор, чтобы святой отец мог выйти и закрыть дверь. Он снова чувствует себя невероятно грязным рядом с этим человеком. И скорее даже в неком метафизическом смысле, чем в буквальном. У него, конечно, есть пара вопросов к святому отцу, но он откладывает их на потом.
Удивительно, что ещё сегодня на рассвете он ощущал себя почти пленником - скоро это войдёт у него в привычку - но сейчас это чувство куда-то исчезло без следа, теперь он действительно чувствует себя гостем. Просто старается не думать, что с ним будет, если он захочет покинуть это место самостоятельно.
Скорее всего, я просто заблужусь, конечно. И умру от жажды и голода.
Дин с интересом разглядывает всё, что его окружает - просто так, потому что это для него совершенно иной, какой-то новый мир, который он открывает для себя заново. Пару раз он спотыкается - неловкость того, другого человека никуда не делась - когда задумывается о чём-то или засматривается на какую-нибудь деталь.
- Завтрак - это хорошо. Я с большим удовольствием к вам присоединюсь, отче... Даниэль.
Интересно, сколько ему лет?
Мысль неожиданная и не имеющая к делу никакого отношения. По крайней мере, выглядит этот человек довольно молодо.

Здесь пахнет так, как могло бы пахнуть дома. Конечно, Дин уже плохо помнит тот запах, но всё-таки это место будит что-то подобное в его подсознании, что вызывает подобные ассоциации. По крайней мере, пока. Может быть, в той старой потрёпанной книге, переклеенной не один десяток раз, была доля правды - и Церковь действительно похожа на дом. И что состоит она не из камня и места, на котором построена. Что она должна быть где-то в сердце. Форма не имеет значения.
Мысли путаются.
Дин встряхивает головой.
О чём я только...
Наверное, всё из-за того Ангела, который ему привиделся. После этого он был сам не свой, словно увидел то, что прежде было ему недоступно.
Его немало удивляет то, что местные святоши люди явно не бедные, несмотря на заповеди Христовы. Хотя он это понял ещё тогда, когда Патриарх сказал ему, что это именно он оставил ему такую большую сумму денег. Вероятно, средств у них более, чем достаточно.
Когда Даниэль расставляет перед ним на столе всё необходимое, ему становится невероятно тепло. Даже что-то такое, незначительное, заставляло его сердце биться быстрее - даже в мелочах он давно заботился сам о себе, а тут совершенно незнакомый человек, которого он ещё и разбудил.
- Спасибо.
Дин ухватился было за вилку, и только спустя пару минут, когда к своему удивлению съел почти половину, опомнился.
А вдруг они молятся перед едой?
Он с трудом проглотил кусок и посмотрел на святого отца немного извиняющимся взглядом. В его глазах, наверное, отразилась вся скорбь еврейского народа.

Неожиданно для себя Дин и сам рассмеялся - настолько легко ему передалось настроение отца Даниэля. Только портом он понял как давно не смеялся, хотя прежде был человеком довольно весёлым и общительным. У него сразу отлегло от сердца - он никого не оскорбил и не нарушил никаких правил.
Блики света отразились в его тёмно-синих глазах. Кто-то когда-то говорил ему, что они похожи на зимнее холодное море. Но это было очень давно и не с ним вовсе.
Доев, он налил себе кофе, положив в него несколько ложек сахара. Ему мучительно сильно хотелось закурить.
- Даниэль, скажите, здесь разрешено курить?

От удивления Дин даже не нашёлся, что сказать. Бог с ним, с обетом безбрачия, но он никогда не думал, что эти люди ещё и курят.
Обалдеть. Может, они ещё и наркотики употребляют?
Он посмотрел на пачку сигарет, которую положил на стол Даниэль.
- Без никотина... - задумчиво пробормотал он. - Это же бессмысленно. Простая симуляция. Как спать с резиновой женщиной.
Опомнившись, что сказал именно это, он запнулся.
- Простите, - пробормотал Дин.
Впрочем, других сигарет у него не было - единственную купленную пачку он оставил там, откуда его увезли. Наверное, по-прежнему лежат на столе в той квартире. Всё, что у него осталось - это зажигалка, болтавшаяся в кармане измятых и перепачканных чем-то штанов, в которых он несколько часов к ряду блуждал по лесу.
Он протянул руку, доставая сигарету и раздумчиво повертел в руках.
Зачем их вообще придумали?
От Дина не ускользнуло то, что Даниэль не сразу решился закурить. Хотя у него самого это не вызвало никаких метаний. Он щёлкнул кнопкой и прикурил, выдохнув небольшое облачко сизого дыма.
- Бросаете, отец Даниэль? - С улыбкой спросил он.

Наверное, мне показалось.
Дин одергивает себя. Не может так случиться. Хотя он, вероятно, слишком наивен, полагая, что хоть кто-то может относиться к нему не снисходительно, а искренне доброжелательно. Но ему слишком нравился этот человек, чтобы он всерьёз задумался над тем, что мелькнуло на его лице.
Хорошо уже то, что этот святой отец просто не желает ему зла. По крайней мере, пока. По крайней мере, пока он смотрит в его глаза. Всё остальное не так уж важно.
Вкус сигарет был немного непривычным - Дин привык курить разнообразную дешёвую дрянь, которая в лучшем случае обладала соломой.
- Слаба плоть человеческая, - философски констатирует он.
Значит, говорить о себе вы не хотите, падре?
Этот факт не настораживает, просто забавляет. О себе самом Дину осточертело говорить уже давно, поэтому он задаёт другой вопрос:
- Расскажите мне о Патриархе.

- Называйте меня так, как вас будет угодно, можно даже на "ты", - кивает Дин.
Какая разница, в конце концов? Ни одно из моих имён теперь не имеет никакого значения. Даже для меня самого.
Он внимательно следит за Даниэлем. Конечно, он был из рук вон плохим психологом и мало разбирался в людях, но это нисколько не мешало подмечать ему мелочи. Дин всегда думал, что невербальная часть разговора имеет гораздо большее значение, чем сказанные вслух слова.
Конечно, Дин понимал, что у окружавших его в последнее время людей достаточно тайн. И он не собирался ничего вызнавать, пока они сами не захотят ему что-то рассказать.
- Да, о Патриархе.
Затяжка. Глоток кофе.
- Я хочу узнать о нём. В конце концов, должен же я что-то знать о человеке, который предложил мне работу. Каков он? Расскажите, Даниэль.
Его взгляд пристальный и серьёзный.

Дин стряхивает пепел в принесённую падре пепельницу. От волнения он даже забывает его поблагодарить.
То, о чём ему рассказал Даниэль было для Дина более или менее понятно. Примерно такое же оставил после себя впечатление Патриарх. Моральный облик Патриарха его, конечно, волновал, но только отчасти. В большей степени ему нужны были факты, но он не знал, как правильно подойти к этому делу и с какого конца.
- Ну почему же, ваше мнение мне тоже интересно, - Дин усмехается.
Любое слово имеет цену.
- Вы же знаете его значительно дольше моего, поэтому я и спросил. Мне будет интересно всё, что вы можете рассказать.
Он делает акцент на слове "можете".
- Например, в чём суть этого сана? Сколько ему лет? Как давно вы занимаетесь тем... чем занимаетесь.
И всё-таки... этот человек, несмотря ни на что, был ему симпатичен. Если Дину предстоит заниматься защитой таких людей, как он, то Дин, пожалуй, даже склонен согласиться с предложением Патриарха.

Дин внимательно слушает всё то, что говорит ему Даниэль. Более того - он внимательно за ним следит, возможно, чуть более пристально, чем то позволяет вежливость, но он не обращает на это внимания. На этот раз он не хочет ошибиться в выборе. Хочет понять, что за люди его окружают теперь.
В конце концов, даже если этот старый дурак Эшли оказал им услугу...
- Отец для многих из нас... - задумчиво произносит Дин.
Слова падре звучат для него слишком путано. Не потому что Даниэль так говорит, а скорее от самого стиля построения фраз, он-то сам привык к чему-то простому. Хотя общий смысл, конечно, понятен. Он никогда не знал папы Римского, только слышал об этом титуле - в конце концов, он родился тогда, когда мир уже подошёл к своему концу. Но что он из себя представляет, он знал. Ему рассказывали.
- И как давно продолжается эта ваша "охота на ведьм"? С чего она началась? И почему?